Шоу продолжалось даже тогда, когда никакого шоу и быть не могло. Свет вырубили топором. Барный стул оказался довольно тяжелым. По крайней мере, тяжелее вилки и ножа. Над головой его долго держать было неудобно. Зато он легко опускался. И почему-то постоянно на ребра соседей.
Потом они бежали в сторону залива. Причем бежать пришлось через окно, наступив какому-то пожилому джентльмену на ухо.
Когда они ввалились к Оксане домой, Гусев хриплым голосом спросил:
- Что это было?
- А я откуда знаю? – ответил Шварц.
- Ладно тебя, а за что меня-то стали бить?
- Сколько можно! - простонала Оксана. – Когда вы научитесь толерантности?
- А, вспомнил! - обрадовался Шварц, трезвея на глазах. – Тот мужик с профессорской бородкой стал убеждать, что я неправильно понимаю слово толерантность. Он-то меня первым и ударил.
- Не надо было снимать топор с пожарного щита, - попытался вынести приговор Гусев.
- Ближе к новому году число пожаров увеличивается, - важно ответил Шварц. - Поэтому я должен был быть всегда наготове.
Оксана молча вышла из комнаты. Брат и его однокурсник гостили у нее вторую неделю. Ей казалось, что если они дотянут до третьей недели, то Третья Мировая война произойдет неизбежно. И развяжет ее кто-нибудь из двух ее гостей. И все человечество по-ошибке навечно проклянет ее, Оксану. Слишком уж доверчиво оно, это человечество.